– Да что же ты такое! – выплюнул Клид, почувствовав, как яркая боль разрывает его грудь. Солдат, не уловимым движением, пронзил его на сквозь, почерневшим от сажи мечом. Вмести с этим, он увидел уже знакомую цепь, которая рассекла солдата пополам от макушки до копчика. Клид упал вместе с противником.
– Чертовы куклы! – услышал он разочарованный и в то же время гневный голос генерала Кальи Лонса.
Она, мгновенно приблизилась к парню, села перед ним на колени и прижала руку к ране. Это было очень странно, как для умирающего Клида, так и для самой Кальи. В глазах её была растерянность и боль, будто она потеряла кого-то очень дорогого, пока несколько стрел не отвлекли генерала, вводя в безумную ярость.
Оставшись один, Клид на остатках чакры, принял сидячую позу. Несмотря на кровь, бьющую из раны и изо рта, и жгучую боль, растекающуюся по телу, он смог осмотреться.
Это была жуткая бойня. Кровь залила землю. Сотни тел и их фрагментов усыпали все вокруг; горели дома вместе с засевшими там лучниками. Приклонская деревня превращалась в кладбище. Несмотря на численный перевес, Клид насчитал солдат тридцать, а жителей было около двухсот. Они проиграли эту битву. Эффект внезапности и слаженность действий разбились об черные доспехи бессмертных солдат. Утыканные стрелами, сожжённые, с отсечёнными конечностями, они всё равно продолжали убивать. Не считая его противника, казнённого генералом, лишь шестеро солдат лежали на земле. Пятеро с отсеченными головами наконец то нашли свою смерть, а вот шестой без рук и ног продолжал шевелиться пытаясь встать. Среди всего этого безумия, самым страшным оказалась генерал Калья Лонса. Словно ненасытный кровавый демон, она носилась по торговой площади, оставляя за собой тропу из, рассечённых на части, тел. С помощью двух цепей, с острыми как лезвия звеньями, Калья могла в одиночку вырезать всю деревню.
Генгай-техника была одной из редких боевых техник, применяемых в основном для создания смертоносного оружия. Эта сложная техника заставляла адепта, кроме вливания большого количества чакры, изменять сам процесс формирования, постоянно изменяя его свойства. Так и, цепи в руках генерала то удлинялись на десятки метров, не давая убежать, то сокращались, подтягивая жертву. То утолщались будто канаты, способные связать десятки буйволов, то утончались до лезвия бритвы, рассекая тело, как горячий нож масло. Но здесь была заслуга не только одарённого адепта, но и специального сплава, который наносился на оружие и назывался ген-зерном. Уникальные частицы, добываемые в шахте горного пика Циклов, впитывали в себя чакру адепта, раскрывая весь потенциал его оружия. Стоимость такого оружия была сравнима с дорогостоящими артефактами, что усложняло развитие генгай–техник. Обычно адепты, выбравшие путь изучения такой техники, из-за её сложности и дороговизны становились бойцами с одним видом оружия, выбранным на первой ступени мастерства. Но мощь этого оружия иной раз могла перечеркнуть десятки других боевых техник. Ведь с каждой новой ступенью по пути мастерства адепт вливал всё больше свойств в процесс формирования генгай-техники. Генерал Калья Лонса была ярким примером того, чего можно достичь в генгай-техниках, обратив обычную цепь в универсальный инструмент защиты и нападения.
Как резко вспыхнуло восстание жителей Приклонской деревни, также быстро и потухло. Малая часть жителей смогла сбежать, осознав всю безвыходность ситуации, остальные же остались утопать в собственной крови.
Взгляд Клида зацепился за дядю Микона. Тот бился, как лев против Базгуна. Весь израненный, он проигрывал, но чашу весов помогли перевернуть присоединившиеся к нему жители деревни. Загнав Базгуна в глухую оборону, он наконец-то нащупал брешь для смертельного удара. Проведя обманный выпад, Микон смахнул голову с плеч начальнику солдат и устало повалился на колени. Минутная слабость Микона, обернулась для него фатальной ошибкой, в виде сгорбленного старичка, вонзившегося за спиной. Градий, слившись с восставшими, смог подойти и вонзить нож в спину ненавистному начальнику охраны. Заваливаясь на бок, Микрон забегал глазами по полю битвы, ища своих детей.
«Хоть бы они были живы» – тешил себя он, блуждая взглядом по хаосу вокруг, пока не встретился взглядом с глазами Клида. Ещё совсем ребёнок, не видавший женской ласки, сидел с мечом в груди и умирал.
«Что же я наделал?» – закрутилось в голове Микона. – «Когда я стал таким?»
Тут он вспомнил, когда перешёл черту. Три года назад, ночью в лесу, он бросил брата под предлогом спасения своих людей. В их леса тогда пришли волкары – очень сильные полу разумные волки с развитыми источниками. Эти звери могли применять от одной до трёх техник. Несмотря на все заверения Сивара, что они с легкостью справятся с волкарами вместе, Микон не стал помогать. Вместо резкого удара с тыла по волкарам он просто увел своих людей из леса, оставив охотников прибрежной деревни один на один с зверями ночи. Конечно, потом он слышал, что Сивар с своими охотниками одолели волкаров, но какой ценой? Сивар потерял много хороших людей, а Микон – брата. И всё из-за чего? Банальной зависти к старшему брату? Сивар всегда был впереди, с детства обгоняя на один шаг. Хоть жизнь их и раскидала по разным деревням, но зависть не куда не делась. И вот ночь, густой лес, вой волкаров, при свете факелов, тогда ещё помощник начальника стражи, Микон с своими людьми выслушивает план Сивара. Не просто старшего брата, а уже старейшины, главы прибрежной деревни. Вот тогда в душе Микона, что-то надломилось. Он предал, бросил, сбежал в надежде, что его зависть умрет вместе с братом. И к чему это привело? Сивар скорее всего погиб. Микон видел голову жены брата, на крюках самоходки. Но на душе не стало легче. Зависть должна была уйти. Но нет. Он пошел на предательство детей Сивара, за место помощи. Ведь, он знал, куда можно было спрятать детей и свою семью. Зря что ли носил шевроны начальника стражи. И к чему привели его действия? Жену убили, детей забрали, и сейчас, на его глазах, умирал Клид. Всё из-за банальной, в чём-то детской, зависти.
Жизнь покидала Клида, зрение мутнело, но он увидел её. Без сознания Трис лежала в руках одного из солдат, который нес её к последней повозке.
«Прости, сестрёнка! Я не смог уберечь тебя. Отец! Я подвёл тебя. Прости, мама, я не сохранил твою любимую дочурку», – с этими словами он завалился на бок и провалился во тьму.
4 глава
Прикон, третий по величине город государства Ватора. Славился Прикон своими мехами, удовлетворяя любой вкус. От плешивого меха крысы до золотистого руна дарелей. Тут разводили пушных зверьков всех видов и в больших количествах, из-за этого запах в городе стоял не из лёгких. Но это не мешало стекаться ценителям меха со всего мира Фаарда. Особенно северные народы Бреклонии любили украсить свои шубы из шкуры мамонтов разной пушниной. Было у Приклана и другая сторона медали. Сюда, как магнитом, тянулись со всего света Темные Ковены. Они считали, что нет лучше места на Фаарде, для ритуалов с жертвоприношениями. Будто их темные боги тут лучше слышат. Власти Прикона что только не делали. Усиление охраны, пропускной режим, комендантский час ничего не помогало. Раз в неделю все равно находили распотрошённого беднягу на замысловатой пентаграмме. Было очень сложно отличить темного фанатика от добросовестного покупателя, у которого глаза сами зажигались безумным огнем при виде приконских мехов. И тогда начали нанимать ловцов Ликарда, адептов боевых техник, подготовленных на поиск и уничтожение неугодных.
Лидас был боевым адептом четвертой ступени, но уже постигшим Путь Песка стихии Земли. Ловцом Ликарда, островного государства стоящего на восточной окраине основного материка Фаарда, граничащего с Темными водами, или как многие говорят: «Граница дьявольских чертог». На Фаарде считали, что нет больше ничего сущего кроме их материка. Воды омывающие материк в любую сторону света, толи это западно-лиловые, толи это северно-ледяные, толи это южно-грозовые, ну и восточно-темные, с виднеющимися холмами и заточенными пиками гор темных земель. Все эти воды становились смертельными через триста – четыреста лик. Они разъедали корабли, будто кислота и сжигали разум храбрецов делая из них живых кукол без толики сознания. Обычно такие умирали с голода если море не успевало переварить корабль.